Когда на другой день Раман пришел во дворец, на заседании совета какой-то мудрец, – его тоже прислал гуру, – излагал учение о майе52. – Любая субстанция, которую мы якобы видим своими глазами, осязаем кончиком языка, одним словом, ощущаем, – есть не что иное, как видимость, нечто, существующее лишь в наших мыслях, – громко рассуждал он. – Стало быть, уважаемый философ, и еда – одна только видимость? – перебил его Раман. – По-вашему, нет никакой разницы между тем, что мы едим, и тем, что хотели бы съесть? – Нет! – резко ответил мудрец. – Ну что ж, – продолжал Тенали Раман, – сегодня на пиру мы все наедимся досыта. А наш уважаемый философ пусть набьет себе живот, воображая, будто ест то, чего не ест! Все присутствовавшие на заседании рассмеялись. Осрамившийся мудрец ушел с низко опущенной головой. Кришне Деве понравился острый ум Рамана, и он назначил его придворным поэтом. Советники одобрили это решение дружными хлопками. А императорский гуру вынужден был волей-неволей смириться с этим назначением.
