Азия — колыбель религий, но она бывала и их могилой. Религии исчезали не только с гибелью древних цивилизаций, их сметало и победоносное шествие новых верований.' Одним из таких учений-завоевателей, распространившимся наиболее широко, стал буддизм...
А теперь самое время спуститься с небес на землю и посмотреть, что происходило в Месопотамии спустя двести лет после царствования Гильгамеша. Как уже говорилось, человечество, возродившееся после потопа, оказалось таким же беспокойным, драчливым и амбициозным, каким было и прежнее, допотопное. Век за веком владыки Лагаша, Уммы, Ура и Киша, стоя на громоздких колесницах, запряженных ослами (лошадь тогда еще не была одомашнена) во главе своих войск сходились в кровопролитных битвах. Предлогом для войн могло послужить все что угодно: желание украсить храмы богов чужим лазуритом, перепутанные при разграничении владений межи или хамская привычка оппонента разбивать вареное яйцо не с того конца, с какого требуют правила приличия. Причин для роенных столкновений, как правило, было две: доказать, что ты сильнее соседа, и присовокупить его добро и земли к своим. И тогда, когда решающая роль в сражении перешла от колесниц к пешим воинам, бившимся длинными копьями под прикрытием больших прямоугольных щитов, причины для войн остались все теми же. Цари шумерских городов дрались из-за нескольких гектаров плодородной земли — в полной уверенности, что победы в подобных битвах прославят их имена до скончания веков. Например, из года в год правители Лагаша воевали с правителями Уммы из-за спорной территории Гуэдены. Примирить враждующих не могли ни боги, ни пограничные стелы, ни межевые каналы. Перемирия нарушались, стелы опрокидывались, каналы засыпались — и войска опять бросались в бой под поощрительные вопли бога Нингирсу 74— покровителя Лагаша и бога Шары — покровителя Уммы. Цари обоих городов сходили в подземное царство Эрешкигаль, завещая своим потомкам до последней капли крови биться за Гуэдену — исконную землю Уммы… Нет, Лагаша! Нет, Уммы! Нет, Лагаша! Около 2400 года до н. э. лагашский царь Эанатум во главе тяжеловооруженных пехотинцев-копейщиков в очередной раз разгромил войска Уммы и воздвиг в честь своей победы эффектную «Стелу коршунов», на которой хищные птицы терзали тела его павших врагов. И что же? Правитель Уммы Ур-Лумма наплевал и на стелу, и на мирный договор (согласно коему побежденные обязаны были выплачивать победителям солидную дань) и снова начал войну с Эанатумом и его сыном Энметеной. Так и тянулась старинная распря между двумя государствами, пока наконец преемники Эанатума не превзошли в своей ненасытной жадности самое прожорливое коршунье. Они обложили непосильными поборами весь лагашский народ, наводнив страну ордами жадных чиновников, которые грабили лагашитов почище вражеского войска. Потерявшие стыд правители захватывали даже земли богов, не говоря уж про общинные земли! Забавно: одна из прежних стычек с Уммой произошла из-за того, что тамошний правитель вторгся на любимое поле бога Нингирсу — теперь же семья самого лагашского царя без зазрения совести поделила между собой вековечные владения бога. Повсюду бесчинствовали сборщики налогов, отнимая у людей последнее, даже за похороны взимая непомерную плату. Такой произвол «царских людей» привел к тому, что в 2318 году до н. э. против правителя Лугальганды восстал чуть ли не весь Лагаш. Бог Нингирсу, ограбленный Луга л ьгандой точно так же, как многие простые лагашиты, даровал восставшим победу, и народное собрание вместо низложенного лугаля выбрало нового — сына сановника Уруинимгину. Его предвыборный лозунг гласил: «Пусть сильный не обижает вдов и сирот!» В таком лозунге нет ничего странного (кто из правителей не объявлял себя защитником вдовых и сирых, особенно в период избирательной компании), странным было то, что лугаль-реформатор действительно попытался воплотить свои предвыборные обязательства в жизнь. Посоветовавшись с богом Нингирсу, Уруинимгина отменил многие налоги с ремесленников, аннулировал все долги, запретил брать младших братьев общинников на ирригационные работы, восстановил суды в сельских общинах и издал свод законов, заключавший, наверное, первую известную гарантию прав граждан. Эти законы были призваны защитить простых людей от произвола мытарей, убийств, грабежа и ростовщической кабалы; специальное постановление царя запрещало знатным людям захватывать чужие дома и скот, отбирать имущество у низших воинов и их вдов. В годы правления Уруинимгины число полноправных мужей его страны возросло в десять раз по сравнению с числом полноправных мужей при прежних правителях… Но вскоре царь-реформатор ввязался в очередную войну с Уммой, и распря закончилась для него весьма печально. Тогдашний царь Уммы Лугальзагеси — энергичный, удачливый и честолюбивый воитель — захватил весь север Лагаша, разорив много селений и храмов. Сперва Уруинимгина заперся в городе Нгирсу, а потом перенес свою столицу в селение Э-Нинмар. Его дальнейшая судьба точно неизвестна; скорее всего, он остался жив, но страна его потерпела большой урон. «Люди Уммы, разрушив Лагаш, свершили преступление против бога Нингирсу, – писал один из переживших войну сторонников Уруинимгины. – Мощь, которая пришла к ним, будет у них отнята. Вины Уруинимгины, царя Нгирсу, нет. Что же касается Лугальзагеси, то пусть богиня Нисаба 75отметит на челе его это преступление». Надо сказать, что Лугальзагеси был необычным завоевателем. Стремясь объединить под своей властью как можно больше городов-государств, побеждая их один за другим, он тем не менее оставлял во всех завоеванных городах прежних правителей. В результате он сделался главой некоей конфедерации, оказавшейся недостаточно сильной перед лицом нового могучего конквистадора.
